Роман Ковалев: «Жители хотят жить в зеленом городе, а городу нужны деньги»
- Вкладка 1
Первое, на что я хочу обратить внимание, — нам надо что-то делать с нашими словами. Потому что, употребляя слово «власть» в политическом значении, мы, как мне кажется, помещаем себя в какую-то неправильную ситуацию. Горожане и власть. Значит, это какие-то два разных субъекта. Значит, существует какая-то власть, то есть кто-то имеет право нами управлять и подавлять нас. И мы сами радостно называем тех людей, которых нанимаем за бюджетные деньги, чтобы они управляли городом, властью. Мне кажется это странным. И я решил, что я больше не хочу называть властью в политическом смысле людей, которые управляют городом или страной. Кто читал Оруэлла, тот помнит, как он все это очень показательно описал. Надо избавляться от этого.
Прежде чем перейти к практическим примерам, как на моем опыте происходил диалог в разных ситуациях, я бы хотел задать вопрос — что такое город? Есть много разных трактовок этого понятия, но одно мне ближе всего. На самом деле, город сущностно не сильно отличается от какого-нибудь племени или любого количества людей, объединенных по каким-то причинам в одном месте. Естественно, город — это не здания, не дороги. Город — это сообщество людей, определенным образом сконструированное. Очень часто нам кажется, что есть город, а есть жители. Чего хотят жители города? А что нужно городу? И очень часто можно услышать, что у города одна цель, а у жителей — какая-то другая. Жители хотят жить в зеленом городе, а городу нужны деньги. Мне кажется, что это тоже ложная ситуация.
Еще один вопрос — что такое диалог? Когда мы говорим, что это «обмен информацией», мы представляем мысленно два равных субъекта. Есть один субъект, есть второй. Есть структуры, управляющие городом, есть горожане. Они равны между собой. Но, на мой взгляд, в реальности ситуация немножко другая, и у нас происходит не обмен информацией, а выявление мнений. То есть одним людям нужно узнать, чего хотят другие. Структурам, которые управляют городом, тем людям, которые планируют город и хотят его развивать, нужно знать, чего хотят жители. А жителям по большому счету должно быть все равно, чего хотят люди, которые наняты ими для того, чтобы строить хороший город. Хотя это вопрос дискуссионный.
Но перейдем непосредственно к практике. Волею судеб в первый год работы в институте территориального планирования «Град» я был заброшен в город Симферополь. Он тогда только присоединился к России и, войдя в ее состав, нуждался в новой документации. «Град» выиграл конкурс на разработку генерального плана, и я поехал общаться с жителями, выявлять мнения, чего они хотят и какой город желают строить. Мы все делали по науке. Мы выявили активных жителей, заинтересованных в развитии города, — людей, которые хотят и имеют что-то, что могут предложить городу, какие-то идеи, какие-то новые смыслы. Мы встречались с ними, рисовали карты, обсуждали, как и где может развиваться город. Новые предприятия, дороги, парки, скверы. То есть мы запустили огромный процесс выявления мнений в абсолютно разных форматах — в виде конференций и проектных сессий. К нам приходили бабушки, дедушки, молодые люди. Все было здорово, и все мне казалось легким и приятным, а люди — добродушными и веселыми. Мы провели встречи с тысячами горожан — и мы были для них молодцами. Мы делали для них великое дело. Мы создавали им условия для развития города.
Но на финальном этапе, на общественных слушаниях оказалось, что люди катастрофически против того, что им предлагается. В какой-то момент мы увидели перед собой разъяренную толпу, которая готова была убивать, и поняли, что они нас ненавидят. Они кричали: «Мы фашистов не пустили и вас не пустим! Уезжайте в свой Омск!» Спрашивали: «Случайно вы не евреи?» Я затерялся немного в толпе, стоял сзади и спрашивал: «Ребят, а что происходит?» «Да ты что, не знаешь? Приехали евреи из Омска и хотят снести наши дома, а нас всех убить». Все это было для нас абсолютной неожиданностью.
Мы были в шоке. Ведь все шло по плану, а в итоге нам пришлось ночью перебежками передвигаться по городу. Я, конечно, немного утрирую, но все рухнуло в один момент. И это был мой первый опыт того, что такое жители, как с ними можно работать и с чем ты можешь столкнуться.
Сразу перейду ко второму примеру. В 2013 году уже в Омске мы запустили проект «Горки». Мы тогда подумали, что можем делать разные крутые проекты в городе. И один из таких проектов — уличный театр. Общественное пространство на улице, которое позволяло бы проводить театральные выставки, встречи, лекции. Мы выбрали участок в городе, согласовали проект с администрацией и сами спроектировали и построили амфитеатр. То есть тут уже я был жителем, у меня был второй субъект в диалоге, и я получал от других жителей благодарности: «Спасибо! Делайте, делайте! Вы — молодцы!» На открытии мы устроили кинопоказ, и все шло хорошо, пока в какой-то момент амфитеатр не разгромили и не украли лавочки. После лавочки нашлись в каком-то дворе на краю города. И оказалось, что их украла мэрия, и она сама в этом призналась: «Да, мы их забрали, чтобы у вас их не украли». Это второй пример, когда моя коммуникация со вторым субъектом рухнула в один момент.
И самый свежий пример. 2017 год, Владивосток. Тут мы тоже разрабатывали генеральный план и обсуждали перспективы развития города с горожанами. Но в этот раз наш институт был готов лучше, и мы работали с жителями по более широкой программе — провели огромное количество встреч, привлекали абсолютно разные стороны, детально обсуждали, как и что можно сделать, с активистами, политиками, стратегами, противниками, защитниками. Больше сделать было нельзя. Но в итоге на завершающей стадии — публичных слушаниях — мы опять получили не идеальную ситуацию. Да, гораздо мягче, было гораздо больше сторонников, но уперлись мы в похожую стену. Просто на публичные слушания часто приходят люди, которые ничего не хотят, считают, что все эти проекты убьют город, их самих и их детей. Все кончится, как только будет принят генеральный план.
Так я пришел к мысли, что диалог практически не возможен. В текущей ситуации — политической, исторической — диалог между теми, кто волею судьбы управляет нашими городами, нашей страной, и жителями невозможен. На это есть несколько причин. Первая — катастрофическое недоверие. Жители не верят абсолютно никаким органам «власти» и всем, кто как-либо связан с ними. Потому что эти люди их обманут, ограбят, изнасилуют и все, что угодно, с ними сделают, но только не хорошее. Недавний пример со сгоревшей «Зимней вишней». Люди в Кемерово собирались на митинги и ни в какую не хотели верить в официальную статистику, что погибло 64 человека. Они были уверены, что погибло 300-350. Выяснилось, что слух о том, что погибло 300 человек, запустил пранкер Евгений Вольнов. Он позвонил в морг, назвался МЧС-ником, а уже эти люди позвонили своим друзьям, скинули в вотсапы. Так родился непроверенный, абсолютно никак не подтвержденный слух. Но именно этот слух оказался гораздо более убедительным, чем слова, клятвы, официальные письма и все, что угодно, исходящее от людей, которые управляют городом и страной. Катастрофическое недоверие. И оно непреодолимо.
Вторая причина — непонимание. Непонимание того, зачем это делать, что происходит, какой генеральный план, какие проекты, какое благоустройство, что это такое и как это влияет.
Допустим, завтра вам придет приглашение: «Приходите на публичные слушания обсуждать ПЗЗ!» Или проект планировки микрорайона, или еще что-нибудь. Вы приедете, вам покажут картинки, и вы должны будете что-то высказать по этому поводу, но при этом вы понятия не имеете, что такое ПЗЗ. Абсолютное непонимание. Естественно, это не проблема горожан, что они не знают технической документации, это проблема структур, которые управляют городами.
Третья причина — неуважение. Неуважение с обеих сторон. Можно признаться, что большая часть нас не уважает людей, которые каким-то образом связаны с управлением территорий. Можно приводить разные примеры. Но уважения и понимания, что эти люди честные, достойные, самые лучшие и вот они управляют нашим городом, у нас нет. Точно такое же неуважение и непонимание есть у людей, которые управляют городами, к жителям. Естественно, никто не уважает людей, не понимает, почему им нужно как-то помогать и почему их мнение нужно как-то учитывать. Опять же, свежий пример с Кемерово. Аман Тулеев и его заместители перевели в счет пострадавших свою однодневную зарплату. Это абсолютное неуважение — у людей погибли семьи, а ты переводишь какую-то свою зарплату за день.
Четвертая причина — убогий формат. Например, первые версии сайта правительства Москвы. Какое-то окошко, что-то заполняешь, куда-то уходит — и ты никогда в жизни не узнаешь, куда это пошло, зачем и что произойдет дальше. В большинстве случаев нам предлагают заполнить какую-то анкету или что-то вроде «зайдите на сайт, напишите отзыв», «придите, что-то сделайте, а мы потом решим». Люди не видят прозрачности, а убогий формат не позволяет им включиться в совместную работу. Я прежде всего говорю об официальных, утвержденных форматах общения, взаимодействия.
Ну и последняя причина — бессмысленность. Чаще всего в нашей стране проекты не исполняются. Примеры Омска — метро, «План Полежаева», который предполагал несколько мегапроектов — гиперкластер агрокультуры, плотина, аэропорт «Федоровка» и т.д. Ни один из них не был реализован. И люди понимают, что это бессмысленно. Какой смысл ходить и обсуждать что-то, если ничего из этого не будет сделано? Тратить свои силы и ресурсы на что-то бессмысленное. Бессмысленность же чаще всего убивает инициативу. Вот такие пять причин, почему диалог невозможен.
И здесь я бы хотел немного рассказать о том, как можно было бы исправить ситуацию и как в своей деятельности мы стараемся эту ситуация поменять. Два года мы работаем в Омске над мастер-планом. Это такая экспериментальная площадка для налаживания коммуникации, для выстраивания процесса выявления мнений, для экспериментов и для изучения методов эффективной работы с жителями. У нас есть сайт «Мастер-Омск», и там отражен ход того, как мы эти пути ищем, стараемся что-то попробовать и выявить.
Прежде всего, мне кажется, процессу взаимодействия жителей и тех, кто управляет городами, не хватает честного называния вещей своими именами. Потому что если ты приходишь и начинаешь что-то придумывать, как-то юлить, пытаться сгладить, то люди сразу думают: «О-о-о, понятно!» Например, если к вам придет кто-то и скажет: «К 2020 году мы сделаем Омск еще более комфортным, удобным городом, где все будут зарабатывать по миллиону рублей», — никто никогда в жизни этому не поверит. И поэтому начинать диалог нужно с откровенного разговора. Мы постарались провести такую конференцию, назвали ее «Омск. Что мы делаем не так?» и пригласили разных экспертов, в том числе вице-губернатора. Это был интересный опыт того, как люди, которые раньше никогда честно не признавались, что у нас все плохо, выходили на сцену, говорили, что мы находимся в ужасной ситуации и нам нужно из нее выбираться. И, на мой взгляд, это способствовало тому, что дальше люди, которые включались в работу, понимали, что с ними хотя бы начали говорить откровенно.
Кроме того, есть и другая сторона, более смысловая, — это проектные сессии. Я думаю, что это наиболее эффективный способ понять, чего хотят люди. Попытаться с ними придумать это, визуализировать и обосновать. Мы проводили проектные сессии по разным направлениям — по экологии, по организации общественных пространств — и пытались разобраться вместе в теме. В этом смысле очень часто задается вопрос: ну вот собралось 20-30-40 человек, почему они имеют право обсуждать и высказываться за весь город? Ведь у нас миллион жителей. Нужно спросить весь миллион. На самом деле, я выскажу не особо демократическое мнение, но мне кажется, что не надо слушать никакой миллион людей.
Просто людей вообще не надо слушать. Надо слушать тех людей, у которых уже есть сформированное отношение к городу, у которых есть мысли или потребность к этим размышлениям о городе. Потому что спрашивать людей о чем-либо в каком-либо формате, если они никогда раньше об этом не задумывались, — бессмысленно.
Часто в своей работе я сталкиваюсь с тем, что людям предлагается ответить на вопрос: «Сколько времени вы готовы потратить на проход от дома до автобусной остановки или до детского сада?» 5, 10, 15 минут? Я собрал все данные — и что получилось? Что люди очень по-разному оценивают время. Кто-то идет 5 минут, а ему кажется, что он идет 10. Кто-то идет по ровной хорошей дороге. Кто-то идет по грязи. Кто-то идет к хорошему эффективному общественному транспорту, кто-то идет к убогой разваливающейся маршрутке. И послушайте: я готов пройти 20 минут, если я иду по ровной дороге к эффективному транспорту. Но я не готов идти и минуты по грязи к убогой маршрутке. Получается, что этот довольно конкретный вопрос, который можно задать большому количеству людей, — бессмыслен. Именно поэтому «советская социология» мало применима к осмыслению города. Именно поэтому в своей деятельности я часто прибегаю к непосредственному проектированию вместе с жителями.
Еще один интересный формат — пленэр. Он подходит в ситуации, когда нужно дополнить набор каких-то понятных инструментов чем-то сверх этого. Мы выходили с городскими художниками и рисовали, каким может быть город. Это были уже какие-то наши общие фантазии, и, наверное, в этом нет необходимости, но это позволяет уловить что-то, что не улавливается другими инструментами. Или реальное проектирование. На каком-то празднике на одной из площадей города мы предлагали абсолютно неподготовленным людям, которые как раз не имеют сформированных мыслей о городе, не приглашались и не отбирались как-то специально, а просто проходили мимо, включиться в игру. Мы давали им кубики и карту, чтобы они могли построить свой город — создать объект и установить его там, где им хотелось бы. И в этом процессе важно не точечное понимание, что вот здесь нужен бассейн или детский сад, важна демонстрация умения и возможности людей договариваться. То есть, строя одну карту, люди — абсолютно случайно проходящие мимо, кто-то остается подольше, кто-то включается только на секунду — так или иначе выстраивают какую-то модель. И вот в этой модели с большим количеством разных мнений уже проявляется какая-то закономерность.
Какие мысли в связи с опытом Омска у меня появились? Если в предыдущих случаях я либо был связан с правилами, которые действуют на территории, и отношением администрации ко мне, либо в качестве разработчика градостроительной документации сталкивался с уже сложившейся ситуацией на территории, то в этом проекте в Омске мы были абсолютно свободны — мы делали, что хотели и как хотели. На этом уровне кажется, что диалог все-таки возможен. Какие же нужны условия? Нужно убрать из всего этого две простые вещи — катастрофическое недоверие и убогий формат. Начнем с формата. Использование убогих форматов не ведет к реальной коммуникации. Поэтому старайтесь исходить не из того, что у нас есть какая-то процедура, какие-то правила, нужно их использовать и опросить 1000 человек. Нужно выбирать форматы, которые на самом деле дадут информацию. И сейчас есть много разных книг, где пошагово расписывается, как это может работать. Есть книжка Генри Саноффа «Соучаствующее проектирование» — это такой начальный уровень, и там приведены примеры того, как можно устроить непосредственное обсуждение. Но самое главное, от чего нужно избавиться, — катастрофическое недоверие. Но ответа на вопрос, как это сделать, то есть как сделать так, чтобы управление нашими городами избавилось от недоверия, у меня пока нет. А это самая важная задача, над которой нужно работать и тем, кто живет в городах, и тем, кто ими управления, и всем.