Михаил Комин. От полиса к мегаполису. Как происходит и как меняется коммуникация города и его граждан
- Вкладка 1
Я попробую рассказать, каким образом менялось представление о необходимости управлять городом, под действием каких факторов это происходило и как влияло на перемены в обществах. Начнем с греческого полиса и его идеи прямого управления городом-государством. Затем поговорим о системе городского права и репрезентации городского класса в высоком Средневековье. И, наконец, поговорим о современных форматах в более близком мне дискурсе политологии.
Греческий полис: равные права — равная ответственность
Что мы знаем о греческом полисе? В чем разница между полисом и классическим городом? В том, что полис — это не только то, что находится внутри городской черты, но и то, что окружает город. По большому счету полис — это в современном понимании некоторая агломерация. Действительно, базовая идея полиса заключалась в том, что у него была особая система управления, по факту выращенная законами Ликурга для Спарты или законами Солона для Афин. Основное отличие полиса от традиционного города в том, что в нем жили не только граждане, но и другие категории людей. Например, рабы, метеки и торговцы, на которых и держалась вся экономика в традиционном понимании, а также разные пришедшие из других полисов и государств люди. Среди всего этого набора людей только лишь граждане, которые проживали в полисе, обладали равными правами.
Почему они могли обладать равными правами? Потому что базовое право, которое было у всех граждан, — это право возделывать землю. Естественно, в большинстве случаев они возделывали ее не сами, этим занимались рабы. Но это не так важно. Важно, что эта система владения землей в полисе подразумевала, что можно больше ни от кого не зависеть ни экономически, ни политически. По факту, полис возникал тогда, когда мог полностью себя обеспечить всем необходимым — и сельским хозяйством, и ремесленной продукцией. И право на владение землей было связано с этой возможностью обеспечить автаркию. Если ты можешь обеспечить автаркию себе, то ты автоматически оказываешься в равном положении относительно других индивидов, способных на такую же автаркию и в доминирующем относительно людей, которые землей и, соответственно, автономией не обладали. То есть рабов и всех метеков.
Грубо говоря, у тебя больше прав на город, если ты владеешь землей этого города. Это базовый принцип, заложенный в основу гражданства полиса.
Но полис отличало не только это. Разница между городом и городом-государством — в том числе в праве вести внешнюю политику. В отличие от современного города, который не может вести внешнюю политику, полис формулировал, каким образом он будет взаимодействовать с другими городами-полисами и с более крупными объединениями — общественными, полугосударственными, протогосударственными и вполне себе государственными, как, например, Персидские империи.
То, чем управлялся полис, можно разделить на несколько частей. Первая и главная часть, принимавшая 70% решений, — народное собрание. В Афинах, например, была экклесия — это собрание всех граждан, которые живут в городе. То есть абсолютно всех, кто обладает, прежде всего, правом на землю. Как это выглядело? Они все собирались на площади и голосовали по разным вопросам — либо ногами в том смысле, что разбивались на несколько групп, либо жребием. Основные исполнительные органы власти формировались именно жребием. Пятьсот членов буле — это постоянно действующее, ежедневно работающее народное собрание — выбирались жребием. Жребий работал так. В один сосуд складывали фамилии граждан, в другой — бобы, и одновременно вытаскивали фамилию и боб. Если вытаскивался черный боб, то человек не занимал должность, на которую претендовал, а если доставался белый боб, то, соответственно, он мог претендовать на то, чтобы стать членом буле, архонтом или магистром правосудия или еще какой-то другой магистратуры. Магистратуры — это прототипы современных министерств.
В чем состоит идея жребия? Жребий подчеркивает равенство граждан. Возможность равного, абсолютно одинакового шанса у всех управлять городом. И жребий работал в две стороны. Все граждане понимали, каким образом происходит это управление, и по жребию избирались на разные должности на определенный срок. Например, буле чаще всего избирался на два-три года, а все остальные — на еще меньший срок. С другой стороны, если ты можешь с помощью жребия попасть на какую-то должность, то, соответственно, ты должен понимать, как работать на этом месте, и быть всегда готов к тому, что можешь, к примеру, стать архонтом или членом буле. Это сильно повышало политическую сознательность граждан греческого полиса. Это первый момент. Второй момент. Было несколько выборных должностей, и как раз они были связаны в основном с внешней политикой или с какими-то экстра-событиями. Главной выборной должностью была должность стратега. Это примерно нынешний министр обороны. Соответственно, дальше армейские должности — филархи, гиппархи, таксиархи. Но понятно, что это была бонусная часть относительно всего остального. В том смысле, что управление городом осуществлялось именно на основе жребия и права гражданства.
И еще немного про право гражданства. Поскольку есть право на земельную собственность, то второе право, которое есть у граждан, — это даже не право, а обязанность — охранять этот город. Город должен быть автохтоничен, он должен уметь себя защитить. Все граждане, соответственно, автоматически становились воинами, то есть обязаны были при необходимости защищать город. Воинская обязанность порождала личную ответственность людей, которые управляют городом, перед теми, кем они управляли. Как это работает? Если ты понимаешь, что у тебя есть человек, который вооружен и который в принципе может составить тебе конкуренцию, то у тебя нет никакой монополии на насилие, как в современном государстве. В современном государстве мы вряд ли сможем выйти с какими-нибудь существенным оружием и пострелять в сторону Кремля, демонстрируя, что мы не согласны. По закону, нас быстренько за это «закроют». В греческом полисе это было возможно. В том смысле, что как только граждане этого полиса понимали, что текущее управление, даже выбранное по жребию, им не нравится, они могли таким образом прийти и заставить снять с себя полномочия. Обеспечивалось это ровно тем, что у всех было одинаковое право на применение насилия.
Что дает этот греческий полис нам для понимания, как в будущем будет работать город и государство? Первое, что политические права и обязанности основаны, прежде всего, на экономических правах и на праве на вооруженное восстание. Фактически эта связка дает право на прямое управление городом. Второе — гражданином является только тот, кто рожден в полисе, а не тот, кто туда приехал, и тот, у кого есть земельный надел внутри этого города или рядом с ним. Только перед ним город ответственен, и только он имеет право на город. Эта идея о праве на город по факту рождения присутствует сегодня только в виде, например, гражданства государств или местного института прописки. Но изначально это именно полисная идея.
Можем ли мы как-то проследить связь политического и экономического представительства в современном мире? Да, например, в США есть известная формула: no taxation without representation. Нет налогам без представительства. То есть как только граждане, живущие на определенной территории, начинают платить налоги, они получают право на управление этой территорией.
Закреплена ли как-то в современном мире ответственность управляющих перед управляемым и право на восстание? Да, это вторая поправка к Конституции США и право на ношение оружия. Когда в США в очередной раз начинаются разговоры о том, чтобы запретить свободную покупку оружия, люди протестуют — и они не просто выступают за распространение оружия, а понимают, что оружие — это способ уравнять их права с правами государства, которое, если что, они могут переподчинить. Когда республиканцы выступают за ношение оружия, это они не за распространение насилия, а за сохранение своего права с помощью этого оружия свергнуть государство, которое им не нравится. Это продолжение полисной идеи.
Очень многие политологи любят повторять, что все мы вышли из греческой демократии. Это правда. Значимое число современных идей зародилось именно там. Но у полисной модели есть существенное ограничение, которое помешало ей выжить в современных условиях. Прежде всего, это требование малых размеров. Демократия полисного образца может существовать ровно до того момента, пока количество людей на площади, которые принимают решение, разумно. Даже в лучшие времена в Афинах число граждан, то есть число людей, которые могли воевать на их стороне, не превышало 20 тысяч. Конечно, они еще привлекали наемников. Понято, что если в городе 20 тысяч граждан, добавьте обслуживающий персонал, и получится уже 50 тысяч. Что такое город в 50 тысяч жителей? Это очень мало в современных реалиях. Платон в своем произведении «Законы», которое он написал после «Государства», на закате своей карьеры, решил посчитать, сколько нужно граждан, торговцев, военных и так далее для той модели полиса, которую он описал. Получилось, что идеальное количество граждан — 5024.
Естественно, малые размеры полиса были причиной его уязвимости к внешним угрозам. И, собственно, греческие полисы не выжили именно в силу внешних угроз, когда их сначала завоевали македонцы, а потом — Рим. И на их осколках образовалась сначала Римская республика, а потом империя. Кроме того, уязвимость полисной модели в том, что существенная часть населения, которая жила в городе, не обладала правом на политическое участие. Известно, например, некоторое количество кейсов, когда илоты в Спарте или рабы в Афинах восставали из-за того, что им не нравилось, какие решения принимало народное собрание.
После того как македонцы, а потом римляне разгромили греческие полисы, а также возникли некоторые другие государства, говорить о городском управлении стало очень сложно. В Римской империи городом или, скорее, провинцией управлял наместник, плюс была заимствована некоторая полисная модель, но с меньшей партиципацией, то есть с меньшим участием граждан. Не все граждане становились управляющими городом. В восточных деспотиях городское управление в принципе существовало слабо. Там была традиционная модель, в том смысле что общину возглавляет старейшина или некоторый узкий круг лиц либо по факту наследия или родства, либо по факту того, что они самые богатые или самые сильные.
Вольные города: как отвоевать право на самоуправление
После фактического распада Римской империи, в начале Средневековья главным элементом воздействия на территорию и на население, которое на ней проживает, стали церковь и феодал. Это важная идея — раз вся власть от бога, значит, и единственный проводник бога на земле — католический Папа и епископы — имеет право на ту землю, что создал бог. Они ставили наместников и руководили большинством субъектов.
В высоком Средневековье возникли новые феномены городского самоуправления. Этому способствовало несколько факторов. Во-первых, после существенного периода феодальной раздробленности феодалы начали конкурировать между собой гораздо более интенсивно — за землю, крестьян, покровительство над вассалами. Во-вторых, из-за того, что церковь отошла от церковных догматов, ослабло ее влияние, и стало возникать большое количество еретических учений, то есть можно было оспаривать право католического Папы на трактовку Библии и слова божьего. Соответственно и у города, появилась возможность снять с себя церковные оковы. В-третьих, повысилась значимость рынка в тогдашнем понимании этого слова, ненатурального обмена. То есть когда существовала феодальная раздробленность, существовал натуральный обмен внутри территории, которой владел феодал. Из внешних источников в принципе было ничего не нужно. С другой стороны, как только появилась потребность в более модернизированных вещах, стали набирать силу цеховые ремесленные предприятия. Значимость таких рыночных объектов возросла, что привело к росту влияния городов и к возможности торга за дополнительные полномочия. И получилось так, что из-за изменения рыночной ситуации города постепенно выторговывали себе автономию.
Как это происходило? Например, есть некоторый феодал, сеньор, либо епископ, и на его территории существуют некоторые протогородские образования, где живут в основном ремесленники, и иногда ему требуется от них какая-нибудь помощь. Он не всегда может прийти и взять силой все, что ему нужно, потому что, если он их разбомбит, они могут перейти к другому сеньору и не будут больше ничего производить. Поэтому он приходил договариваться. И постепенно, используя то, что в политологии называется шантажный капитал, сообщество ремесленников протогородов начало выторговывать себе больше полномочий. В какой-то момент у них возникла идея не просто выторговывать себе полномочия у конкретного сеньора, который сейчас владеет территорией, а посмотреть чуть дальше, в будущее, и выторговывать с определенными гарантиями. Так начали появляться уставы городов, и появилась современная система городского права.
Почему это было возможно? Потому что была принципиальная вещь — когда вами распоряжается феодал и епископ, он распоряжается на основе слова божьего, его слово является законом, и чтобы оспорить это слово, нужно противопоставить ему что-то. И вот, собственно, противопоставляли некоторые традиционные форматы взаимодействия людей между собой, на основании которых могли приниматься решения и на которые теоретически могла согласиться Церковь — записанные правила взаимодействия «по мотивам» Святого писания Таким образом, право стало способом противопоставить себя диктату епископата или феодала.
Со временем сформировались две системы права: Любекская — она была больше распространена в Северной Европе и в Ганзейском союзе, хотя Любек — это город в современной Германии, и Магдебургская. Они мало чем отличались. Магдебургское право было распространено в Германии, в Центральной и Восточной Европе. Базовый принцип, на котором это было основано, это распространение судебной власти на своей территории. То есть фактически с помощью таких прецедентов и выторговываний при разрешении конфликтных споров между ремесленниками формировалась изначальная система договоренностей. Соответственно, за этим появилась очень важная идея о том, что городское самоуправление во многом базируется на возможности разрешать внутригородские конфликты с использованием суда.
Дальше взамен того, что ремесленники оказывали феодалу или епископату некоторую услугу, их освобождали от феодальных повинностей. Так они получали право самостоятельного сбора налогов. Это та самая экономическая составляющая, о которой мы говорили. А после в какой-то момент они получили право избрать собственный магистрат и поставить во главе его войта. Разница между полисным выборным органом и вот таким органом средневекового города в том, что в этот магистрат входили согласно определенным сословиям. То есть это было не одно сословие граждан, как в полисе, а несколько. Условно: ремесленное сословие, купеческое сословие и так далее, в зависимости от того, вокруг чего концентрировался город. Идею этого сословного представительства мы можем проследить и сегодня. Понятно, что это представительство было не прямое. Граждане не принимали участия в городской политике, как это было в полисе. Но они говорили, что от их сословия будет выступать этот человек, и сажали его в магистрат. Не одного человека, конечно, а группу. И таким образом он осуществлял представительное правление.
Знаете ли вы, какие российские города обладали Магдебургским или Любекским правом? Всего два города. С некоторой долей условности (учитывая его историю) — Калининград, который был Кенигсбергом. И Смоленск — вариант менее очевидный. Еще несколько городов располагаются на территории современной России: Невель, Себеж, Стародуб. Их обладание Магдебургским правом ничего не изменило в их внешнем облике и внутреннем устройстве. Смоленск заставили забыть об автономии путем применения нескольких волн насилия уже в составе российского государства. А Калининград до своего присоединения сначала к екатерининской Российской империи, а потом вхождения в состав СССР, был очень успешным свободным городом.
Развитием идеи Магдебургского и Любекского права стало существование такого феномена, как вольные города. Их было довольно много, около 200. Самый близкий к нам пример — вольный город Данциг, нынешний Гданьск. Ему вообще эту вольную автономию по факту дал Наполеон, который, между прочим, сначала защищал вольницу городов. С 1803 по 1806 год он решил зачистить вольницу в городах, которые завоевал, а в 1807 дал Данцигу возможность самостоятельно принимать решения.
Вольные города отличались от всех остальных городов, которые обладали Магдебургским или Любекским правом, тем, что у них были собственные вооруженные силы, направленные не только на оборону, но и на возможность нападения. Не то чтобы они это часто использовали и не то чтобы все города стремились ими обладать, но такая возможность у них была. А кроме того, там была большая инклюзивность политического участия — просто потому, что это более поздние города, там возникало большее количество сословий, которые требовали своего представительства в магистрате.
Недавно я был в Минске, который тоже в какой-то момент обладал Магдебургским правом. Там даже в центре старого города стоит скульптурная композиция, напоминающая об этом. И сразу — уже на внешнем уровне — видна разница между тем периодом, когда у города была вольница, существовал старый город, строились сохранившиеся и сегодня богатые средневековые дома, и тем периодом, когда он попал под протекторат сначала Российской империи, а потом Советского Союза — имперская и советская архитектура с соответствующими паттернами. То есть существенное воздействие этой городской вольницы на различные процессы, которые происходят в городе, можно проследить в том числе по архитектурной застройке.
А после у вольных городов случились проблемы, собственно, примерно из-за того же, из-за чего и у полисов. Стали возникать национальные государства, которые решили, что они будут осуществлять централизацию власти, что представительство на городском уровне не нужно, что максимум — представительство в парламентах. Но более существенный ущерб этим вольным городам принес процесс медиатизации Германии. Поскольку все основные города располагались на территории Германии, то когда Германия еще до Бисмарка, в начале XIX века, начала процесс объединения, начался процесс отмены городской вольницы. Несколько немецких княжеств решили ее отменить и захватить эти города, а дальше это каскадом распространилось на остальные.
Что мы должны вынести из наследия вольных городов? Прежде всего, идею городской автономии и городского статута. Можно закрепить полномочия города, полномочия жителей и право на местное самоуправление в статуте, в законах, которые будет сложно попрать иначе, кроме как насилием. А кроме того, идею репрезентативного, или сословного управления городом, когда управление не прямое, как в полисе, а посредством выдвижения некоторых представителей в городские органы власти.
Современный город: через новое средневековье к реинкарнации полиса
Понятно, что существует много разных характеристик современных городов. Но если смотреть с политической точки зрения на те изменения, которые произошли по сравнению с вольными городами, то, прежде всего, это инклюзия политического участия, то есть распространение права избирать и быть избранным на всех граждан государства и города. В России всеобщее избирательное право, как это ни странно, ввели большевики, в том смысле, что они разрешили женщинам голосовать. Это произошло в 1917-1918 годах, когда уже не было Российском империи, но еще не было и СССР. Предоставление права голоса женщинам в США случилось двумя годами позже, получается, в 1920 году. Так вот, современные города отличает то, что у нас нет возможности исключить какого-то субъекта из политического процесса, из возможности избирать или быть избранным. Разумеется, за исключением некоторых оговорок — что он не достиг 18 лет, судим, вот это все.
Кроме того, есть многовариантность политических форм, как может быть устроен город. Как минимум, три модели существования. Мэр может назначаться регионом сверху, но тогда нет никакой городской автономии, потому что есть диктат из центра. Либо есть прямые выборы мэра, когда население голосует за конкретного человека, которого оно хочет сделать мэром. Либо посредством местного совета — народ голосует за местный совет, а местный совет выбирает мэра.
Еще один момент — появление принципа субсидиарности и существенной деволюции полномочий. Что такое принцип субсидиарности? Если проблема решается на городском уровне, то она должна решаться на городском уровне. Если это благоустройство улицы или какая-нибудь свалка, то это уровень городов. А если это, условно, собирать налоги, то это уже уровень центра. То есть принцип субсидиарности говорит о том, что если проблему можно решить на максимально низком уровне, то нужно отдать решение этой проблемы на максимально низкий уровень. А деволюция полномочий — это передача полномочий с верхнего уровня на нижний.
И последняя характеристика современного города — это отделение муниципальной власти от всех остальных ветвей власти. Разница между муниципальной и государственной властью заключается в том, что муниципальная власть, избранная гражданами и имеющая такую легитимность, как государственная, не подотчетна законодательному собранию местного региона, губернатору и президенту. Она подотчетна только населению, которое ее избрало. Это то, что, по идее, обеспечивает муниципальную власть независимостью.
В политологии много теорий, которые пытаются изучать, как работают городские власти, как они структурированы, как происходит создание различных коалиций и какую форму устройства приобретает городское управление. Одна из последних таких теорий, которая мне нравится больше всего, это теория «машин роста», то, что по-английски называется growth machine, или «городские политические режимы». Предыдущие модели говорили, что город управляется либо конгломератом элит, которые захватили власть и контролируют основные потоки, либо путем конкуренции нескольких элит между собой. Теория «машин роста» смотрит не на сами конкуренцию и элиты, а на основные факторы, которые позволяют зародиться конкуренции или приводят элиту к власти, а кроме того, видит базовое отличие городов от другого уровня власти, например, от регионов или даже от центральной власти, в том, что город всегда ориентирован на рост. В городе всегда доминирует сила, которая заинтересована в экономическом росте. То есть на центральном уровне интерес власти может заключаться в отражении внешней угрозы, на уровне регионов — в конкуренции друг с другом, чтобы перетянуть, например, на себя большее количество населения. А на городском уровне это только способствование развитию, расширению, улучшению города.
Отталкиваясь от этого, сторонники теории «машин роста» создали отдельную теорию, которая говорит, что внутри городского пространства есть несколько игроков, вступающих в некоторую коалицию для того, чтобы обеспечить этот рост. И главная их задача — договориться, какими способами они это будут обеспечивать. Базовый игрок — естественно, бизнес, но также они выделяют медиа и население, которое заинтересовано в том, чтобы получать зарплату больше. Есть также вспомогательные игроки — это точки культурного роста: университеты, культурные центры, профсоюзы, которые, кстати, часто мешают бизнесу, но заинтересованы в повышении качества жизни, зарплат, улучшения условий труда тех, кого они защищают, поэтому они тоже ориентированы на рост. И для того, чтобы возник рост, должны соблюдаться следующие условия. Между игроками, которые вступают в коалицию, должно быть доверие, а оно, в свою очередь, порождается подотчетностью тех избираемых органов власти и тех людей, которые вступают в коалицию, перед населением и остальными игроками.
Доверие возникает, когда у вас есть повторяющееся выполнение взаимоожидаемых действий. То есть вы начинаете больше доверять, когда вы понимаете, что человек, с которым вы вступаете в коммуникацию или в какую-то сделку, ведет себя предсказуемо, в соответствии с вашими ожиданиями относительно его поведения. И неважно, говорим мы в данном случае о людях, социальных группах или государствах. Еще одна важная составляющая этого доверия — оно должно базироваться или закрепляться в некоторых формальных или неформальных договоренностях. То есть доверие связано с ожиданиями и с договоренностями. Соответственно, возникает эффект замкнутого круга. Чем больше оправдывается ожиданий, чем больше у вас подтверждающихся ожиданий, чем больше они закрепляются в договоренностях, тем больше доверие, тем больше вы ожидаете, тем больше вы можете закрепить в договоренностях, тем больше доверия, и так далее.
Как можно обеспечить доверие на городском уровне? С помощью механизма вертикальной подотчетности. Он обеспечивается путем нехитрых всем известных вещей — это выборы и политическая конкуренция, это большие полномочия законодательной власти по контролю власти исполнительной (чего, кстати, в российских муниципалитетах и в российских городах не наблюдается совсем), это неподконтрольные СМИ, которые могут освещать проблемы города, и это дополнительные механизмы политического участия населения. Кроме того для повышения доверия, социального капитала существуют разные современные механизмы повышения политического участия — например, довольно эффективным для привлечения жителей к тому, что происходит в городе, считается механизм создания бренда территории.
По российскому законодательству, все российские регионы обязали обзавестись брендами, но на деле это сработало плохо. А в Барселоне, Эдинбурге и многих других городах это реально позволило и улучшить коммуникацию города с жителями, и нацелить город на конкретное позиционирование. Это действенный способ вовлечения жителей в происходящие в городе процессы — и не только жителей, но и бизнеса, университетов и всех игроков, о которых мы говорили. Главный эффект — это пробуждение идентичности. Идея еще и в том, что чем больше вы начинаете думать о городе как своем, ассоциировать его с собой, тем больше вас интересуют процессы, которые в нем происходят. Чем больше вас интересуют процессы, которые происходят в городе, тем больше вы готовы принимать участие в этих процессах, тем больше вы требуете подотчетности местной власти, тем больше вы следите, чтобы у вас не нарушались экологические нормы, и так далее.
Понятно, что есть современные форматы политучастия в виде микрореферендумов и всяких схожих вещей. Вот, например, согласно рейтингам, в распространении электронного правительства, диджитализации оказания государственных услуг и использовании информационных услуг для государственного управления, в том числе на муниципальном уровне, лидируют три страны. Австралия, Великобритания — и это можно понять, но внезапно — Эстония. Причем Эстония в значимом числе показателей этого рейтинга занимает первое место. У них есть электронный ID вместо паспорта, возможность по этому электронному ID осуществлять банковские переводы. Есть история с электронным резидентством, когда вы, например, не являетесь гражданином Эстонии, но можете завести там бизнес, если купите электронное резидентство. И так далее. Ну и, соответственно, значимость вопросов, которые используются для того, чтобы опросить людей через электронное приложение, влияет на то, насколько этот инструмент эффективен.
Наверное, все слышали про московский сайт «Активный гражданин». Я вчера даже специально открыл его и посмотрел последний опрос, который предлагается пройти жителям Москвы — тематика лекций на ипподроме в мае. Пять вариантов ответов. Ну не то чтобы прямо значимый вопрос для того, чтобы его выносить на городской референдум. И там таких вопросов довольно много. Второй, например, опрос, который мне выпал: в каких парках вы хотите, чтобы проводились праздничные мероприятия в связи с 9 мая. В каких-то они проводятся автоматически, но можно выбрать еще какие-то. То есть значимость этих вопросов странная. В Эстонии, например, один электронный референдум был связан с переименованием города — это и правда важная штука. А другой — с повышением налога с продаж на этой территории для того, чтобы этот налог направлялся куда-то. Более того, даже в России в десятках городов есть практика партиципаторного бюджетирования, когда местное население может распоряжаться какими-то налогами, которые собрали на его территории, и решать путем голосования, куда именно они пойдут.
Следующий способ повысить степень политического участия — это отчетные карточки граждан. Тут есть разные форматы, и они связаны с опросными технологиями. Но это не просто социологический опрос, когда к вам подходит мальчик с анкетой и забывает про вас, как только вы эту анкету ему поможете заполнить. А это технологии продолжительных опросов, когда вы приходите к гражданину, даете ему заполнить карточку с перечнем проблем, через месяц или два снова приходите и говорите: «Вот это и вот это сделано, какие еще у вас есть проблемы?» Или выясняете, знает ли он о том, что эти проблемы были решены. То, что я сейчас описал, происходило в Индии, там даже изобрели специальные карточки, которые помогают осуществлять такой вовлекающий опрос.
Есть и другие форматы активизации гражданского участия. Это, например, модель гражданского жюри, или то, что называется «Народное совещание». Идея такая. Обычно на публичных слушаниях граждане приходят, им докладываю, как был распределен бюджет и какую стратегию планируется принять. Гражданское жюри — это двухсторонняя, симметричная связь в том смысле, что это не вещание сверху муниципального органа власти. Тут муниципальные чиновники разбиваются на группы, в эти же группы приходит население, которое специализируется на какой-то проблеме — экономике, педагогике, коммунальном хозяйстве, экологии,— и все вместе обсуждают, что нужно делать. То есть это не вертикальная коммуникация, а горизонтальная.
К чему я это все рассказываю? Не просто к тому, что у нас все-таки сохраняется идея городского самоуправления. Сегодня есть основания считать, что город — это то, что в будущем станет основным политическим субъектом. В том числе политическим субъектом на международной арене, самостоятельным игроком.
Политолог Екатерина Шульман это явление линейного возрастания роли городов и ту ситуацию, в которой мы можем оказаться через 30-50 лет, называет «высоким средневековьем на новом технологическом уровне». Что это значит? Это значит, что будет цепочка мегаполисов, которые будут существенно отличаться от окружающей действительности, всосут в себя все, что можно всосать, и переварят. Соответственно, их технологический уровень, качество человеческого капитала и люди, которые там проживают, будут существенно отличаться от других территорий (не-мегаполисов).
В связи с этим возникнет ситуация такой как бы феодальной раздробленности, но на новом уровне. Будут, условно, эти города, являющиеся центрами притяжения и основными центрами развития технологий, и будут территории рядом с ними, которые не сравнятся ни по уровню жизни, ни по чему другому, но у них будет какая-то собственная фишка. Например, возможность побыть в тишине после суеты мегаполиса. В связи с этими событиями, вероятно, что города вырвут главенство на международной арене у государств и будут главными игроками, которые будут решать, как будет жить человечество. И это, конечно, своего рода возвращение к полисности. Как раньше греческие полисы решали, что в них будет происходить, так, возможно, будет происходить и через 50 лет. На этом все. Спасибо!